продолжая предыдущий пост...
Глава 2. Глава 2.
«Здравствуйте, я Вен Шино».
Это стандартное приветствие при встрече всех Нэра. С этой фразы должен был начаться процесс паринга. В ответ бы прозвучало: «Я Эр Шино».
К сожалению, все пошло не так. Все пошло по ужасной схеме, и я не знаю, что делать. Я впервые за всю свою вечность в отчаянии.
Я – Наруто Узумаки – родился в Токио, в полноценной семье. Счастливо прожил здесь до восьми лет, потом родителям предложили выгодное место в маленьком городке, куда мы и уехали. Что странно, мои первые воспоминания начались слишком поздно для нашей пары. Они появились почти в семнадцать лет. Сейчас мне восемнадцать, и я уже больше года живу в кошмаре, который после смерти родителей превратился в бездну тоски и горечи.
Из-за того, что воспоминания пришли слишком поздно, я очень привязался к родителям. Что, в принципе, для Нэра не характерно.
После той аварии, унесшей жизни мамы и папы, прекратились и мои сны. Когда приехали Джирайя и Цунадэ, я представлял собой жалкое зрелище.
Состояние ухудшалось тем фактом, что паринг так и не произошел, а значит, для сохранения рассудка воспоминания начнут затемняться и будут припорошены вплоть до нашей встречи. Если бы была гарантия, что, допусти я возможность самоубийства, и после положенного десятилетнего перерыва благополучно встречусь с Саске по всем правилам – я бы ни минуты не сомневался. Но таких гарантий не было.
Когда появились первые воспоминания – как всегда, очень нечеткие, расплывчатые, так сказать, экскурс – я не понимал главного отличия, мне хватало и того, что я помню о Саске. Потом пришло осознание: во сне я девушка. Всегда! Во всех этих калейдоскопах наших жизней я девушка. И никак иначе.
А здесь и сейчас я парень. Я, черт меня побери, восемнадцатилетний парень – Вен Шино, которому прекратили сниться сны, и он скоро забудет о своей сущности. А значит, и о Саске.
Когда деду предложили переехать в Токио и занять пост директора школы, Джирайя и Цунадэ были в растерянности. Решали, как будет лучше для меня. Мне же было все равно. Хотя нет. Позднее, уже после того как все вещи были собраны, я обрадовался возможности сменить обстановку. Тоска по родителям только ухудшалась, когда я жил в доме, который некогда делил с ними.
Меня не волновали друзья, которых я оставляю. Меня не волновало ничего из окружающего меня мира. Не стало родителей, бывших для меня надежным тылом. Не было Саске, без которого я ничто.
Джирайя сказал, что по приезде я буду учиться в той же школе, где и они будут преподавать. Закончу последний класс старшей школы и, может быть, пойду в университет. Мне было все равно. Главное, чтобы что-то делать. Не задыхаться в вязкой тишине своих начинающих блекнуть воспоминаний.
Цунадэ, видя моё состояние, предложила отправиться с ними – так сказать, провести разведку боем.
Гуляя по коридорам школы и пытаясь найти кабинет директора, я столкнулся с ним. Только он меня не узнал. Он вообще не помнил о Нэра. Я от неожиданности не мог вымолвить даже слова, стоял, замерев, и лишь глядел на него, восполняя уже начавшие гаснуть черты его внешности.
Позднее пришло понимание того, что он старше.
И теперь бездна расширилась: он старше и ничего не помнит. Я помню, но я парень.
И даже если он начнет что-то вспоминать, это нам не поможет. Я был девушкой, а стал парнем.
Где-то произошла ошибка. И, наверное, впервые в истории вечности одна из пар Нэра распадется.
Две недели до начала учебного года прошли в абсолютной апатии и затаенной надежде, что при встрече он все-таки вспомнит. Мой первый школьный день в памяти не остался, и последние ростки надежды зачахли, когда я вновь столкнулся с ним и остался неузнанным. Теперь я приучал себя говорить «Учиха-сенсей», чтобы ненароком не назвать его Саске.
К счастью или, наоборот, к несчастью, моим преподавателем по биологии стала Цунадэ, и потому с Са… то есть, с Учиха-сенсеем я виделся только в коридорах, и то очень редко.
Меня как новенького приняли не сразу, тем более что я был погружен в свои переживания. Цунадэ, волнуясь о моем подавленном состоянии, пыталась надоумить меня подружиться с другими учениками, только все ее попытки были тщетными. Свое временное успокоение, до момента, как воспоминания погаснут, я нашел в занятиях единоборствами, в кружке у Какаши-сенсея. Пожалуй, за исключением Джирайи и Цунадэ, Какаши и Ирука были единственными людьми, с которыми я чувствовал себя более-менее нормально.
Дома в свободное время я рисовал – переносил на бумагу все, что помнил из прошлых жизней. Точнее, места, в которых, мы с Са… Учиха-сенсеем жили. Даже того, что я все еще помнил, было достаточно.
К примеру, в одной из недавних нашей жизни мы жили на берегу озера, затерянного в лесах. Каждый восход солнца мы встречали, удобно усевшись на скамейку.
Эта скамейка с окружающим нас пейзажем – первое, что я нарисовал.
Еще были горы – мы как-то отправились туда в отпуск. Песчаный пляж, старый домик у подножия горы, парк Нью-Йорка, викторианская Англия, Франция, Италия, Египет и многое другое.
За все время мы успели побывать во всех странах, и наши жизни проходили нитью сквозь века. Весь этот калейдоскоп видений я зарисовал. Это были просто пейзажи. Без нас двоих – чтобы позднее, когда я забуду о своей сущности, не задаваться вопросом, почему я рисую преподавателя биологии.
Однажды, когда Баа-чан и Джирайя (я открою вам страшную тайну – он пишет романы; легкое чтиво, выскакивающее из-под его пера, распродается огромными тиражами – за счет этого мы, пожалуй, и живем) отправились на встречу с редактором эро-сеннина, я сорвался.
Я напился и, окончательно сорвавшись в пучину своего отчаяния, изрисовал альбом картинками, где я и Саске вместе. И если поначалу я рисовал себя в роли девушки, то затем рисовал себя юношей.
Целый альбом, где мы с Саске целуемся, обнимаемся, занимаемся любовью. А остаток ночи, когда хмель начал проходить, я планомерно рвал на маленькие кусочки картины того, чего никогда не будет. И потом, развалившись в клочьях бумаги, ревел, проклинал весь этот мир, вечность и желал себе смерти.
Я просто уже не верил, что этот ужас закончится.
А он и не думал заканчиваться. Он продолжал только нарастать. Потому что Саске гетеросексуален на все сто процентов. Я раньше тоже был. А сейчас мне все равно. Тело помнило, как оно дрожало от восторга в руках Саске, я помнил вкус его губ и кожи. Этот вкус никогда не менялся. И сейчас он для меня недосягаем.
Когда Цунадэ заглянула поздним вечером в мою комнату, я валялся посреди учиненного мною же хаоса и не подавал признаков жизни. В ответ на испуганный вопль прибежал Джирайя. Я смутно помню их лица, встревоженные голоса. Помню только, как произнес хриплым, сорванным от рыданий голосом: «Баа-чан, я хочу умереть», – и провалился в беспамятство, где никого и ничего не было. А главное, не было меня – и это было лучшее, что можно себе представить.
На следующий день я остался дома, пропустил школу. Цунадэ осталась со мной, только Джирайя отправился на работу.
«Какая ирония, у нас будет замещать Учиха-сенсей, а я валяюсь дома. Он абсолютно для меня недосягаем. Даже в таких мелочах». Эта мысль злобно стучала в голове, отравляя и без того плохое состояние.
«Почему ты хочешь умереть?» – Голос Цунадэ был встревожен, и сама она выглядела не лучшим образом: бледная, с синяками под глазами и трясущимися руками.
«Я встретил Эр Шино», – Цунадэ замерла, пораженно вглядываясь в меня, ища признаки непонятной реакции на такую хорошую новость.
«И?»
«И он мало того что ничего не помнит, так ещё и старше меня на десять лет, и к тому же это ОН! Баа-чан, ты понимаешь, что это значит».
Цунадэ выглядела шокированной, если не сказать больше – она тщетно пыталась придумать выход из ситуации и не могла.
«Наруто… может, он все вспомнит, может…»
«Никаких «может». Это же Учиха. Он гомофоб, жуткий сноб и самозацикленный придурок, и это даже при осознании того, что он Нэра. Сейчас же, я даже не хочу думать. Точнее, не позволяю себе думать. Баа-чан, я должен…»
«Мы никуда не поедем. Мы только что приехали. Ты даже не пытался».
«Плохо же вы меня знаете, Вен Куа».
«Не надо иронии… мы что-нибудь придумаем. Мы сможем! Он вспомнит. Вы же Нэра Шино – лучшие среди нас».
«Я уже все придумал. Лучше сидеть в Конохе, вспоминая, чем сейчас, ничего не помня, подыхать от тоски и горевать, непонятно о чем».
Мои размышления были прерваны звуком пощечины. Я замер, неверяще глядя на трясущуюся Цунадэ.
«Ты, мелкий гаденыш, сейчас отправишься в ванную и только попробуй мне что-нибудь учудить. Я сделаю так, что ты и в Конохе не найдешь своих воспоминаний! Ты меня понял?»
Я замер, глядя на Цунадэ. Меня поучал Нэра в разы слабее меня. Ведь именно потому они с Джирайей каждый раз живут до семидесяти лет. Они начинают вспоминать лишь в семнадцать.
Хотя сейчас от моих особенностей не осталось ни следа. Нэра Шино почти распался, и скоро Вен Шино исчезнет с этой Земли. И скорее всего, навсегда.
В ванной комнате, закрыв дверь, я медленно опустился возле нее и сидел, опираясь затылком на ее холодную поверхность.
Ненамеренно я оказался подслушивающим телефонный разговор Цунадэ с кем-то. Судя по разговору, этим кем-то оказался Джирайя. Голос Цунадэ периодически срывался на крик и прерывался судорожными всхлипами, чередующийся с паузами – очевидно, ответами собеседника.
«Джирайя, ты что, не слышишь меня? Он задумал самоубийство. Стенает, что все кончено и ничего не получится… Джирайя, я знаю кто Эр Шино… Это Учиха… Да, тот самый Учиха… Ничего не кончено. Мы созываем Старейшин. Они должны решить. Если нет, то и смысла в них нет… Нет. Я не собираюсь убивать нас с тобой. Просто это уже не Наруто. И не Наруто после смерти Минато с Кушиной. Это вообще не Наруто, даже его тень была более полна жизни, чем нынешний он… Да, возвращайся… Сейчас? Он в ванной, смывает с себя истерику… Сейчас главное – не школа, а Наруто».
Так было заведено, что Нэра на Землю отправлялся не один. Рядом с ними постоянно находился кто-то из нашей расы. Это необходимо для подстраховки. Только сейчас эта страховка лишь мешает.